— Шампанского? — спросил он, когда Эллисон, выбрав местечко в уголке дивана, удобно расположилась там, подобрав под себя ноги.
— Пожалуй, я бы выпила колы.
Кивнув, он наполнил два бокала и присоединился к ней, но сел на расстоянии. Довольно долго они молча пили колу.
Якоб нервничает, как и она! Почему? Зачем он вообще тратит время на женщину, которая уже сказала, что спать с ним больше не будет, что ей от него ничего не надо и что она собирается хранить его тайну безвозмездно?..
Разве что... разве что оправдываются ее худшие опасения и он собирается отнять у нее Крея?! Тогда ей лучше узнать его намерения сейчас, немедленно! Она будет бороться с ним до последнего вздоха!
Наконец Якоб негромко откашлялся и заговорил:
— Я считаю, что твой сын — это также и мой сын... — Он поднял руку, заметив ее протестующее движение.— Этим я хочу сказать, что он появился в результате нашей любви, вот и все. Я никогда не буду пытаться отнять его у тебя, Эллисон! Я с тобой искренен. Более того, я не оставил бы тебя беременной, но я ведь ничего не знал! Правда, собирался расстаться с тобой, что, собственно, и сделал. Но... ты изменила меня... И теперь все так запуталось!..
— Что запуталось?
— Не знаю. Теперь я как бы пытаюсь жить двумя разными жизнями — из-за твоего... нашего ребенка. Видишь ли, я всегда думал, что в конце концов женюсь на предназначенной для меня женщине, может быть, и не так скоро, как хотел бы мой отец, но... И когда взойду на трон, она станет королевой. Если же кого-нибудь полюблю, то найду способ быть с ней...
— Ты хочешь сказать, что помимо жены, королевы, имел бы еще и любовницу? — Эта мысль ужаснула ее. Но ей было известно, что властительные особы поступали так на протяжении всей истории.
— Да, — признался Якоб. — Мой брак был бы чисто политическим. — Он поставил пустой бокал на столик и выжидательно взглянул на нее.
Эллисон спокойно встретила взгляд его темных глаз, хотя сказанное поразило ее. В груди полыхнуло жаром, который перекинулся на шею и щеки.
— Нет, Якоб, — прошептала она. — Я никогда не смогла бы жить в такой лжи.
— Это не обязательно должно быть ложью! — Он словно пытался успеть высказаться до того, как его остановят. — В просвещенном обществе с пониманием относятся к таким вещам. Мы даже могли бы вместе путешествовать. А у Крея — его ведь так зовут? — было бы все самое лучшее! Вы с ним жили бы в прекрасном доме, и у тебя никогда не возникло бы ни малейшей заботы о деньгах ни на свои личные нужды, ни на его образование. А я проводил бы как можно больше времени с вами обоими, и...
Кончиками пальцев Эллисон прикоснулась к его губам. В глазах Якоба она прочитала гораздо больше, чем он мог выразить словами. Одинокий, несчастный человек! Ему предстояла жизнь без любви, без верной спутницы, потому что в его мире действовали совсем другие правила.
— Я бы никогда не смогла так поступить, — шепотом повторила она. — Мне безразлично, что позволяет твое просвещенное общество. Для меня важны те, кого я люблю. Что я должна буду сказать Крею, когда он вырастет? Как ему тебя называть? Отцом? Или придется внушить мальчику, чтобы он называл тебя дядей Якобом? — Она горько усмехнулась. — А что я скажу своим родителям? Они здравомыслящие, обыкновенные, хорошие люди; они воспитали меня в уважении к браку и верности. Два года назад, когда мы были вместе, я думала, что... — Она убрала руку с его губ. — Ладно, не стоит об этом!
Его взгляд был серьезен.
— Ты полагала, что мы любим друг друга и станем мужем и женой?
— Да! — Она встала. — Но мы это уже обсуждали, так что...
Дотянувшись через кожаные подушки, он взял ее руки в свои и поцеловал пальцы.
— Мне очень жаль, Элли. Очень. Я не хотел вводить тебя в заблуждение или бросить, как я это сделал. Просто...
— Я знаю. — Она оперлась на руки и встала. Все уже сказано. Незачем терзать друг другу душу. Эту боль не унять никакими словами. Их желания и стремления абсолютно различны. Несмотря на смятение чувств, все ясно.
— Не уходи, — с трудом проговорил Якоб. Она посмотрела на него сверху вниз и увидела в глазах то, чего больше всего боялась, — растущее желание. Эти глаза затягивали в свои глубины, не отпускали. Эллисон замотала головой.
— Нет, Якоб. Не надо...
Он притянул ее и усадил на диван рядом с собой.
— Просто посиди со мной еще немного. Команда... и Томас... все заняты и не придут сюда. Я запер дверь — на всякий случай.
— Не могу, — сдавленно проговорила она.
Но его голос, продолжавший умолять, звучал завораживающе. А от губ, слегка касавшихся кончиков ее пальцев, по рукам расходились волны наслаждения. В истоме Эллисон откинула голову назад и закрыла глаза.
Нахлынули воспоминания — как она была счастлива тогда!
— Я стал твоим первым мужчиной, верно? — Его губы уже двигались по ее руке от локтя к плечу.
— Да... — Будь это годом, месяцем или часом раньше, Эллисон ни за что бы не призналась бы ему в этом, но сейчас у нее не хватило сил отрицать правду.
Горячие губы оставили цепочку легчайших поцелуев вдоль изгиба ее плеча, перешли на шею...
— А после меня был кто-нибудь?..
— Нет, — прошептала она. — Никого...
— Господи, Элли! — Его голос стал хриплым от страсти. — Если бы я мог превратиться в другого мужчину!
Но ты, увы, не можешь, подумалось ей. С трудом приоткрыв глаза, она увидела его совсем близко. Она плыла в море огненных ощущений. Комната накренилась, завертелась, осталась далеко внизу. Эллисон казалось, будто она взлетает куда-то вверх, на гребень вулканической лавы, и спасения ей нет.