— Ну так ты ошибаешься! — огрызнулся Якоб. — Не пытайся видеть в этом больше того, что есть. Ты сама сказала, что не имела дел с другими мужчинами, и вряд ли можешь считать себя экспертом. Все это чисто физическое, дорогая!
— Если я не прыгаю из постели в постель по всем пяти континентам, — взвилась она, — это еще не значит, что я не понимаю, что такое лю... — И Элли заморгала, словно не желая или не находя сил договорить последнее слово.
— Любовь? — издевательским тоном подхватил Якоб. — По-твоему, это любовь? Ведь ты думала тогда, раньше, что мы были влюблены друг в друга? Ну так это просто летнее приключение! И не больше!
— Тогда зачем же... все это?.. — Она показала рукой на диван, где они лежали всего несколько минут назад в жарких объятиях.
Якоб отвернулся, скрывая вспыхнувшее лицо.
— Это секс, — глухо произнес он.
— Вот как, — сказала Эллисон упавшим до шепота голосом. — Понятно.
Он закрыл глаза, ощущая ее боль как свою собственную. Но разве у него есть другой выход, кроме как выбросить эту женщину из своей жизни?
Якоб переступил с ноги на ногу, обуреваемый желанием сбежать из каюты, где в воздухе все еще витал запах их страсти. Слишком больно было оставаться с ней рядом. Ему отчаянно хотелось избавиться от нее, и в то же время он чувствовал себя последней свиньей. Оказаться на расстоянии от Элли — только в этом случае ему станет лучше.
— Я подожду тебя наверху, — резко сказал он. — Вон там — ванная, если захочешь помыться.
Конец фразы он договаривал уже с середины лестницы, поднимаясь на палубу.
Ресторатор закончил свои дела, собрал оборудование и уехал. Матросы сложили и убрали шезлонги, окатили водой из шлангов столы и палубу и ушли спать. Томас стоял на корме и курил сигару. Казалось, он внимательно изучает тоненькое, колеблющееся отражение луны на поверхности мелких волн.
— Потребуется ли катер для молодой леди? — спросил он у Якоба абсолютно бесстрастным тоном.
— Да!
Томас кивнул. По его лицу ничего невозможно было прочитать.
— Странно, но она как будто бы осталась не очень довольна вами.
— Знаю.
— Обычно почти все они бывают довольны. Вы вручили ей прощальный подарок?
— Она не приняла бы его! Перегнувшись через блестящий латунный поручень, Якоб пристально смотрел на черную воду.
— Я купил ей платье для сегодняшнего приема. Оно дороже ее машины! Так Эллисон оделась во что-то свое, а платье от Живанши принесла обратно — в сумке, с которой ходит за покупками!
— Она не такая, как все, верно? — Томас протянул руку к сотовому телефону в гнезде под поручнем и коротко с кем-то переговорил. — Сейчас подгонят катер, сэр.
Якоб лишь хмуро глянул на него, чувствуя себя слишком усталым, чтобы отреагировать на едва уловимую нотку неодобрения в голосе друга. Голова вдруг налилась такой тяжестью, что ее стало трудно держать. Эллисон сейчас уедет, и больше они никогда не увидятся. Даже если бы он стал умолять ее остаться, она ни за что не согласится — после того, как он с ней обошелся...
— Томас, есть одно обстоятельство, о котором ты должен знать, — пробормотал Якоб.
— Да? — Англичанин выпустил дым в виде голубого колечка, лениво поплывшего в ночном воздухе.
— Она меня ненавидит. — Он не стал ждать лаконичного, как всегда, ответа. — И она родила ребенка почти полтора года назад. Мальчика. Это мой сын.
Англичанин выбросил наполовину выкуренную сигару в океан и перевел взгляд на Якоба.
— Вы уверены, что этот ребенок ваш, сэр? — Это был словно даже не вопрос, а утверждение известного факта.
— Да. Эллисон не станет лгать. Она назвала его Крей. Я его не видел, но верю ей.
— Вам придется сказать королю.
— Зачем?
— Ситуация деликатная и в дальнейшем может создать проблемы. Вы сказали, это мальчик. Законнорожденный он или нет, но и он, и его мать в дальнейшем могут выдвинуть требования на ваш титул.
— Но в жилах этой женщины нет ни капли королевской крови!
— Надо справиться у юристов вашего отца. Эти вопросы очень сложны. В любом случае необходимо сказать королю. После такой новости он будет с особым нетерпением ожидать вашего выбора.
— Какого выбора?
— Выбора жены. Вы помните, сэр, — он должен быть сделан до конца года. Еще есть время для рождественской свадьбы. Такова традиция Остерандов, разве нет?
— Да, — неопределенно пробормотал Якоб. — Рождество... Такой радостный праздник... обычно...
Раздалось раздражающее тарахтенье мотора. Катер плавно скользнул к корпусу яхты. Почти тотчас же у борта появилась Эллисон. Она даже не взглянула на стоявших на корме мужчин. Ее глаза гневно сверкали. Ненакрашенные губы были сжаты в непреклонную линию. Якоб смотрел, как она спускается по трапу. Длинные прямые волосы блеснули в лунном свете, и он почувствовал, будто что-то хрупкое сломалось у него внутри. Он отвернулся.
Эллисон тупо уставилась на будильник, стоявший на столике возле кровати. Она не позаботилась установить его на сигнал, зная, что ее разбудит ребенок. Да и о каком сне можно мечтать после всего, что произошло?
В соседней комнате и впрямь завозился в кроватке Крей.
— Двадцать восьмое сентября, — произнесла Эллисон. — Завтра будет двадцать девятое. А потом тридцатое. — Если думать о конкретных датах и течении времени, то легче будет прожить первый день после того, как Якоб бросил ее — во второй раз...
Холодноватый ветерок всколыхнул белые шторы на окне, напомнив, что кончилось еще одно лето. Но намного хуже был убийственный холод, поселившийся у нее в душе. Он, этот холод, вызван не доносящимися с океана дуновениями близкой зимы. Ледяной взгляд Якоба врезался ей в память, уничтожив ту робкую надежду, которая было затеплилась.