Это чужой мир, подсказывало ей что-то снова и снова, люди не твоего круга — они уничтожат тебя! Жизнь уже не будет прежней. Но от нее, Эллисон, сейчас ничего уже не зависит.
Она посмотрела на Крея, пристегнутого ремнями к сиденью между ней и Якобом. Малыш увлеченно занимался бумажником отца. Когда они только сели в вертолет и машина быстро пошла вверх, Крей с округлившимися от страха глазами намертво вцепился в Эллисон и заревел. Отвлечь и успокоить его не удавалось. И тогда Якоба вдруг осенило: с искушающей улыбкой он вынул бумажник и показал его Крею.
Почему-то этот предмет заинтересовал малыша, как и те замшевые перчатки в день их знакомства. Крей жадно потянулся к новой игрушке, перестал плакать и углубился в изучение кармашков, клапанов и находившихся там пластиковых карточек и цветных бумажных денег.
— Будет трудновато вернуть свою собственность, — сказала Эллисон, кивнув на сына.
Якоб улыбнулся.
— Это единственный в мире человек, которому я уступлю ее без сопротивления. Поразительно, не правда ли? Он не имеет представления ни о деньгах, ни о ценности вещей. Для него важно лишь то, что ты, его мать, здесь, рядом.
Крей шлепнул кожаным бумажником по колену Якоба и с озорным видом посмотрел на него, словно хотел выяснить, как тот будет реагировать.
— Мне кажется, он начинает привыкать к твоему обществу, — заметила Эллисон.
Они отложили эту поездку на несколько дней, пока Эллисон искала агента по недвижимости, надумав на время своего отсутствия сдать дом в аренду. Доводы Якоба, что этот дом вообще не нужен Эллисон, что у нее будет другой — какой она только пожелает, не возымели на практичную Эллисон никакого действия. Что там еще будет — неизвестно, а этот дом ее собственный, и стоять без дела ему негоже!
Для оформления паспорта в обычном порядке потребовалось бы не менее шести недель, но эльбийское посольство потянуло за какие-то волшебные ниточки и, при содействии Госдепартамента США, подготовило все необходимые документы за несколько дней. Элли также уговорила Якоба дать ей немного времени, чтобы разобрать вещи в доме — самое необходимое взять с собой, остальное сдать на хранение. Все эти дни Якоб и Томас гостили у нее. Томас почти все время был занят тем, что отгонял репортеров и желающих поглазеть на знаменитость. Вид у него был измученный, сейчас он дремал, сидя впереди рядом с пилотом.
— Очень скоро, — задумчиво сказала Эллисон, — Крей добавит к своему словарному запасу и твое имя.
— Я и не подозревал, что у него есть словарный запас. — Глаза Якоба с нежностью следили за сыном. — Ты слышишь, Томас? — Якоб наклонился вперед. — Малыш Крей скоро будет называть меня по имени.
Томас со сдержанной миной покосился на хозяина через левое плечо.
— И как же он станет вас называть, ваше королевское высочество? — спросил он.
Выражение радости на лице Якоба померкло.
— Об этом я не подумал. — Он посмотрел на Эллисон.
— Якоб, — твердо сказала она. — Это и есть твое имя.
— А почему не... папа?
Ей не понравился упрямый блеск его темных глаз.
— Нет.
— Почему нет? Я же действительно его отец! Нам следовало решить это заранее.
— Я не подумала, что такой вопрос возникнет. Ведь через несколько лет Крей тебя, возможно, даже не вспомнит. — Она попыталась сосредоточиться на величественной картине гор с заснеженными вершинами, окружавших замок. У подножия его высоких стен вились узкие улицы, окаймленные красными черепичными крышами магазинов и каменных коттеджей. Сколько веков стоят они здесь? Если бы не было так тревожно на сердце, этот вид привел бы Эллисон в восторг.
— Папа, — игриво прошептал Якоб на ушко Крею. — Скажи: па-па.
Эллисон, закусив нижнюю губу, едва сдерживала раздражение.
Вертолет сделал круг над стенами замка. За стенами был английский сад, бурый и безжизненный в это время года. На дальнем конце лабиринта дорожек виднелась расчищенная от снега посадочная площадка. Вертолет приземлился. Якоб отстегнул страховочные ремни Крея и, прежде чем Эллисон успела возразить, схватил малыша в охапку вместе с бумажником, нырнул в дверной проем в изогнутом брюхе вертолета и, пригнувшись под лопастями винта, помчался по дорожке, ведущей к замку.
Томас помог Эллисон достать сумку с детскими вещами и сойти на землю. В тот момент, когда они оказались рядом под ревущим винтом, он повернулся к ней и прокричал:
— Не бросайте его! Вы нужны ему!
Она пристально посмотрела ему в лицо, стараясь понять, правильно ли расслышала. Но напряжение, почудившееся ей в голосе телохранителя и в чертах его лица, наполовину скрытых густой бородой, уже исчезло.
— Пойдемте, принцесса, — сказал англичанин уже нормальным голосом, когда грохот двигателей перешел в затихающий свист, и многозначительно повел глазами в сторону замка. — Его королевское высочество ждет нас.
Эллисон, не сдвинувшись с места, схватила его за рукав.
— Постойте! Здесь происходит не совсем то, о чем мне было сказано, не так ли?
— Сейчас не время говорить об этом. — Согнувшись почти вдвое, Томас быстро вывел ее из-под вращающихся лопастей.
— Значит, позже, — неуверенно сказала она. — Я знаю о вашей абсолютной преданности принцу, Томас. Если вы его любите так, как люблю я, расскажите мне, пожалуйста, что происходит!
— Просто будьте рядом. И не трусьте! Не сдавайтесь раньше времени. — Он посмотрел в сторону Якоба, который придерживал массивную деревянную дверь и знаками просил их поторопиться. — Больше я ничего не могу сказать. Идемте, принцесса. Очень холодно — как бы вам не подхватить пневмонию.