— Добро пожаловать на борт! — крикнул Якоб поверх толпы гостей. Он заметил, что в руке у нее большая парусиновая сумка. Вещи для ночлега? Якоб ощутил прилив надежды.
Заслонив глаза рукой от солнца, Эллисон, чуть улыбаясь, смотрела на него.
— Ты выглядишь потрясающе! — сказал он, отметив про себя, что почти все гости внимательно наблюдают за ним и вновь прибывшей.
— Спасибо, — чопорно поблагодарила она.
— Платье, которое я тебе купил, не подошло?
— Я не привыкла принимать подарки от незнакомцев!
Незнакомец! Но ведь они спали в объятиях друг друга! Были близки так, как редко бывают близки люди!..
— Возможно, нам удастся исправить эту ситуацию, — произнес он спокойно, улыбнувшись ослепительной, чуть небрежной улыбкой, с которой начинались многие его победы. Наклонившись к ее уху, он прошептал: — С наступлением темноты большинство гостей уедет.
— И я с ними, — коротко ответила Эллисон. — Я приехала лишь затем, чтобы вернуть вот это.
Она протянула ему сумку. В ней, скомканное, лежало синее платье.
— Очень жаль — я думал, ты обрадуешься.
— Ты считаешь, женщина должна прыгать от радости, если ей бросить дорогую вещицу? — Она небрежно отвернулась и окинула взглядом палубу. — А где еда? Я умираю от голода!
И Эллисон неторопливо пошла по палубе, мило улыбаясь и здороваясь с гостями.
Она им пренебрегла! Такого удара Якоб еще не получал!
Вероятно, надо было сразу подарить ей бриллиантовый браслет — его обычный второй подарок. Но Эллисон и его могла отвергнуть — швырнуть браслет в лицо! Что за женщина? Неужели она не ценит настоящее качество?
У Якоба было такое ощущение, будто он стоит под палящим солнцем, хотя с наступлением фиолетовых сумерек начало холодать. Зажглись гирлянды из миниатюрных лампочек, их золотистый отсвет лег на палубу. Якоб сунул сумку с платьем под мышку и зашагал к трапу. В кают-компании Эллисон разговаривала с пожилой супружеской парой. Он бросил на супругов мрачный взгляд. Те вежливо закончили разговор и ретировались. Якоб схватил Эллисон за руку, которую та протянула к подносу за маринованной мидией.
— Что за номер ты пытаешься отколоть?
— Отколоть? — невинным тоном спросила она.
— Да, отколоть! Думаешь повысить ставки, вернув мне платье? Чего ты от меня хочешь? — Он схватил Эллисон за руку, но она вырвалась.
— Я не нуждаюсь в подарках!
— Понятно, — медленно произнес он. — Ты хочешь от меня чего-то большего! Ну так не стесняйся, выкладывай! Чего же?
Она пронзила его холодным вызывающим взглядом.
— Мне от тебя ничего не надо, Якоб. За этим я и приехала сюда сегодня — чтобы было все ясно.
— Ты лжешь.
Она не разозлилась, как он ожидал, а только смерила его с ног до головы все тем же холодным, изучающим взглядом.
— А зачем мне лгать? У тебя с женщинами всегда так? Они всегда чего-то хотят от тебя? Так вот: мне от тебя ничего не надо! Если тобой увлекается женщина, у которой есть хоть капля здравого смысла, то она знает, что ее бросят через несколько недель. Поэтому она смотрит на тебя так же, как ты на нее! Ты берешь от нее все, что можешь, а она берет от тебя единственное, что ты можешь предложить, — дорогие побрякушки или тряпки!
— Послушать тебя, так я просто какой-то пошляк! Я вовсе не такой. Спроси Томаса!
Она рассмеялась и покачала головой. Колыхнулась гладкая золотистая волна волос.
— А кто такой Томас? Твой слуга?
С ума сойти! Кто дал право этой библиотекарше критиковать его?!
— Что ж, верно... Томас — мой шофер и телохранитель, но он еще и мой друг.
— И я уверена, получает щедрое вознаграждение за то, что в любом споре всегда принимает твою сторону, — съехидничала Эллисон.
— Он был моим шофером, пока я учился в Оксфорде. После этого стал моим личным помощником. Томас был со мной и когда я учился в Йельском университете. Он уезжал в отпуск тогда... два года назад, когда мы встречались.
— Значит, обо мне он не знал? — спросила Эллисон.
— Нет! — Почему у него возникает желание виновато опустить глаза каждый раз, когда она говорит с ним о прошлом? Он не привык раскаиваться в своих поступках. Да, но ведь до встречи с Эллисон ни один из его романов не заканчивался рождением ребенка. — Послушай, я не принуждал тебя стать моей любовницей. Не соблазнял тебя своим богатством, не обещал поездку в Альпы на уик-энд, не покупал тебе дорогих украшений...
— Верно, — подтвердила она, — потому что, к счастью, у тебя тогда хватило ума понять, что на меня такие вещи не действуют.
— Но мог бы пообещать жениться на тебе или остаться с тобой навсегда. И даже никогда не говорил, что люблю тебя... — продолжал защищаться Якоб.
— Действительно, не говорил, — признала Эллисон. Голос ее звучал подавленно и глухо. Глаза на мгновение затуманились. — Но ведь и я тоже не говорила, что люблю тебя.
Ее слова кольнули так, что перехватило дыхание. Возникло такое чувство, будто ему сначала дани нечто бесценное, а потом внезапно выхватили из рук. Якоб никогда много не размышлял о любви — для него быть любимым означало не быть одному. Да он никогда и не был один. Вокруг него всегда роились люди — заботились, отвечали на его вопросы, выполняли его желания, развлекали.
Пять лет назад умерла его мать, но странное дело — он редко вспоминал о ней. Королева почти всегда была занята и не могла проводить с сыном много времени. И, уж во всяком случае, никогда не говорила, что любит его. Но он был единственным ребенком и в любви матери не сомневался. Любовь никогда не была для него проблемой. Собственно говоря, Якоб толком и не знал, что это такое.